Примерное время на чтение статьи: 8 минуты
«Я знаменит, но не богат. Я весь в долгах, я лишь себе не должен…»
Вагнер проснулся в ужасном расположении духа, проходя мимо зеркала увидел свое отражение в длинной ночной рубашке и колпачке, и оскалился, ну вылитое привидение! У него не было денег даже на приличный завтрак, и жена подогревала вчерашнюю овсянку. Но кофе был отменный! Он вчера прихватил в кухне у короля на приеме, большой мешочек, еле влез в карман. Жаль помешали прихватить сахар. Баварский король Людвиг II вчера устраивал прием в честь Вагнера, т.е. в честь построенного Фестивального театра, который он полностью профинансировал. Именно он, Рихард, придумал установить специальный козырёк над оркестровой ямой, чтобы музыка не заглушала голос певца-солиста. (Сейчас такие козырьки используются в оперных театрах всего мира). И даже выделил Рихарду денег на новый фрак, но на приеме присутствовали кредиторы, которые зажали его у выхода и отобрали все деньги, стервятники.
– Благо, что на всех не хватило, пусть подавятся.
Рихард зловеще засмеялся и пошел завтракать.
В наши дни в этом театре, который находится в немецком городе Байройт, на ежегодном музыкальном фестивале всегда исполняют оперы Вагнера. Только его знаменитые на весь мир произведения.
«Война не сахар, но смешно бывает очень…»
Ржавой шел первым, он не крался, потому что умел ходить тихо, да и бой должен быть «холостой». За ним шли остальные, две шеренги. Он их расставил через по пять метров друг от друга. Всего с ним было десять человек. Все разведчики внимательно смотрели под ноги, вокруг и вверх, на деревья. Осталось идти еще метров триста до предполагаемой засады. Вдруг завибрировала рация, он удивился и взял трубку.
– Командир, тут раненый.
Это звонил Боня. Ржавой махнул цепочке остановиться и побежал. Боню он поставил по левому флангу, через метров пятьсот от него было минное поле, и он должен был следить, чтобы шеренга не зашла в «огород». Ржавой подбежал и увидел лежащего на боку человека, у него между ребер в груди торчал нож, импортного производства. Хорошо, что не в сердце, повезло, чуточку бы левее и все…
Командир узнал Якоря, это был контрактник, который служил в оркестре более трех лет. До «Оркестра» служил на флоте, был хорошо обучен и помогал остальным.
– Ты как? Говорить можешь? Что случилось?
Отойти всем подальше. Димон упал на колени и нагнулся над Якорем.
– Командир, их было шестеро, укропов. Прошли через минное поле, точнее проползли. Двоих ранили и увели с собой, пошли по тропинке, может догоните.
Я ничего не помню, отрубился, наверное, подумали, что убили. А меня броник спас, под укроповским кителем.
К Якорю уже подбежал солдат – санитар, а Ржавой еще слушал, но уже по рации связался с Седым, Кабаном и Синицей. Только у них были боевые патроны. Боне и Борзому приказал вести отряд обратно. Все новички, кроме Бони, подумали, что это раненый укронацист и не хотели нести носилки. Когда расстегнули китель, все увидели форму ЧВК, но не все поняли, что операция «учебная». И слава богу!
Четверо вагнеровцев бежали за нацистами, ребят нужно было спасти при любом раскладе. Ржавой бежал и думал, как могло случиться, что три таких матерых бойца попали в ловушку? Все тропы были им исхожены, операция была выверена до секунды. К нему подбежал Кабан.
– Я уже слыхал, что укропы проползают по огороду. Мины тяжелые, противотанковые, могут выдержать до 180 кг. веса, вот и ползают, гады. Но они на легке, все равно страшно ползти по минам. Скоро догоним, если нет разминированной тропы напрямую. А в обход еще километра три. Да и ребятки наши не легкие, особенно Качок, он и есть качок, 120кг. И Осина под два метра ростом. До сих пор не пойму, как их взяли?
Кабан бежал, говорил и дышал ровно, как ему это удается? Ржавой бежал, было трудно, бежали уже более километра. Вдруг услышали свист синицы, это действительно свистел Синица, все упали. Синица бежал правее всех. Все перебежками направлялись к Синице. На земле лежал раненый Качок, в ноге торчал ножик, такой-же, как у Якоря. Странно, почему не вытащили? Кабан с Седым побежали дальше, Синица проверял пульс. Спит. Странно, что не добили.
Не успели, наверное. Поняли, что всех не донесут. Синица остался с Качком, Ржавой побежал догонять Седова и Кабана. Вдруг услышал выстрелы и рванул влево. Бежал от дерева к дереву, как учили. Вдруг, сбоку почувствовал шевеление. На раздумье была минута. Слева, значит на огород. Наши не полезут и выстрелил поверх мин, в ногу. Укроп заматерился, в два прыжка Ржавой подскочил и дернул уползающего за ногу, оказалось за раненую. Дернул изо-всех сил на себя, боялся, что мина взорвется. Пленник не дышал, в обмороке, понял Ржавой. Украинцу было лет 20, не более. Рана была легкой, кость не задета, обыскал, забрал все из карманов, связал и привязал сидящего к дереву.
– Посиди чуток, не до тебя пока.
И побежал дальше. Через метров 100 увидел наших ребят и четырех нациков, которых связали между собой и Синица бил самого возрастного,
– Укусил гад, теперь сорок уколов в живот делать. Да, гад?
Он опять ударил укропа в живот, тот загнулся и молчал.
– Прививки все есть? Вас там пиндосы имеют и евронацики, может у тебя Спид или Ковид венерический? Жопошники вонючие, за пайку пиндосную сестер в бордель отдаете, вонючки.
Ржавой подбежал к Осине, у него тоже из ноги торчал нож, и он спал. Кабан ржал, тихо, посвистывая, но заливисто и от всей своей стокилограммовой души. Ржавой с Седым стояли с обалдевшим видом и молчали. Потом очнулись и по рации набрали Геба. Тот был уже в курсе.
– Сейчас к вам отправлю вертушку. В квадрате 29, это рядом с вами, правее в метрах двадцати есть поляна, ты ее должен знать. Ведите всех туда. Через минут 20 будут.
Голос у Геба был растерянный, как будто он узнал или услышал что-то из ряда вон… Странно это все, подумал Ржавой. Он помог донести Осину до поляны, оставил Синицу, и с пленными и Кабаном пошли за Качком. Качок сидел обалдевший и вертел в руках ножик, который вытащил из ноги. Ножик был странный, как заточка, с очень тонким лезвием и совсем тонким носиком. Кабан аккуратно взял ножик и сказал:
– Этой фигней выстреливают из специального арбалета, слышал о таком. Рана не большая, но сон крепкий. А на Качка таких три надо. Дай, рану осмотрю.
Рана была не большая, но глубокая, крови почти не было. Качок услышал про вертушку и рванул впереди нас, правда покачивался и валил молодые деревья во все стороны. Кабан опять заржал:
– Медведь – шатун, ептить! Капец тебе моя берлога!
Ржавой мало что понимал, что происходит, скорее бы на базу, может там все разъясниться?
Пока долетели, пока выгрузились, уже был обед и многие ушли в столовую. Ржавой пошел в штаб. Все сидели и обалдело смотрели в одну точку, над дверью. Ржавой посмотрел тоже, но там ничего не было. Ушли в себя, подумал он, но что произошло за то время, пока нас не было?
Первым заговорил Геб:
-Все слышали новую вводную? Идем на Ростов, потом на Москву. Мы думали тупая шутка, потом оказалось не совсем…
– Не хочется это комментировать, да и приказы обсуждать, не моя привычка. Но тут все не понятно. Война с укропами – понятно. А война с Москвой, политическая диверсия, которая может стоить всем жизни и свободы. Вводных нет, объяснений внятных тоже. Потихоньку собираемся, завтра выдвигаемся. Не спешим, вдруг что-нибудь изменится, к ночи все разъяснится?
В это время Боня с Борзым сидели под кустом шиповника и тихо переговаривались.
Борзый тихо говорил:
– Слышал про новую вводную идти на Москву? Я пас, если укропы застрелят, то хоть мамке денег дадут, а наши хлопнут, исход будет очень печальный и абсолютно бесплатный. А если не убьют, то сдадут обратно, как нашкодивших котов, а мне назад на нары вообще не хочется, нет настроения «баландочкой» опять давиться. Давай сорвемся? Рванем в чем есть, а по дороге переоденемся в гражданку, оружие брать не будем, только ножи. Ну…
Боня слушал спокойно, он жевал травинку и молчал, иногда кивал, но вдруг заговорил:
– Я думал вернусь домой и назад, в художку. Меня бы, как дембеля восстановили. Мне художка по ночам снится. Судимость у меня по дурости была, из-за бабы моей. А потом понял, что мужик был не виноват, она искала кто побогаче. А я был нищий художник. Сейчас бы тому мужику руку пожал, за то, что дал мне понять, что она стерва. Но было уже рано… Ладно, пошли обедать, потом договорим.
Боня встал и пошел легкой походкой, стройный, ладный. Он всегда нравился женщинам.
Женщинам нравятся высокие и стройные, самоуверенные и немного самовлюбленные, удачливые по жизни, не бедные и щедрые. А достаются им те, кто остался из 40 процентов. Двадцать процентов отбывают сроки, пятнадцать процентов спившиеся мадригалы, пятнадцать процентов торчки, десять процентов геи и импотенты. Выбор, конечно, отпадный. У женщин статистика чуть получше, но детей в Детдомах меньше не становится, и многие детки по достижению совершеннолетия пополняют грустную статистику…
После обеда все собрались в штабе. Все молчали, у всех было странное ощущение, как будто их предали, пытаются размазать все их подвиги, потери, завоевания, победы. Никто не хотел начинать разговор первым. Им пытались вдолбить, что кто-то их бомбил, не давали денежного довольствия, плохо кормили и одевали, не было нормального вооружения и плохие условия для проживания. Но все видели, что это не так, это ложь, у них все было лучше, чем у солдатиков из министерства обороны. Это были политические игрища, странные и непонятные. Им предстояло идти на Москву, через Ростов, стрелять по своим, получать ответные пули от своих и погибнуть в непонятной ситуации. Их хозяин сыпал угрозами в адрес главных лиц государства, угрожал им расправой и было понятно, что ни для кого это по – доброму не закончится при любом раскладе… Их криминально-бандитское формирование, которое продолжает пополняться уголовниками, после поражения будет бандитским на 100 процентов. Сядут все, кто не погибнет. Им не простят и не допустят повторения девяностых…
Вдруг все услышали автоматную очередь, потом еще одну. Выскочили из штаба и побежали в сторону леса, на звук автомата. Раздвинув собравшуюся толпу Питбуль, увидел лежащего на спине Борзого, у него были прострелены голова и ноги.
Как учили, подумал Питбуль, сначала по ногам, при неисполнении, в голову. Он заранее поставил оцепление вокруг лагеря, зарядил снайперов. Знал, что некоторые уголовнички вздумают бежать. Предупреждали всех, но не все услышали. Рядом с Борзым сел Боня. Борзый был в кроссовках, остальная одежда форменная. Из карманов торчал мешочек, Боня потянул и посыпались разные мелочи: несколько пар часов; цепочки разных размеров, золотые и серебряные; кольца, печатки, деньги и т.д. Многие ахнули, узнавая свои вещи. Все эти вещи лежали в сейфе у Питбуля. Питбуль окаменел от увиденного.
– Как он смог? Там сейф с тройной защитой и сигналкой?
– Борзый был мастер все вскрывать, «медвежатник», все три ходки за грабеж, но не везло и ничего не уносил, ловили на месте. Поэтому и сроки не большие. Сейчас тоже не смог…
Боня нагнулся, поднял свой украденный крестик и продолжил говорить:
– Я думал, что его отговорил, он пошел в палатку я на обед, больше его не видел, теперь не увижу никогда… Он был нормальным, только не фартовым по жизни. Мамку любил, очень…
Продолжения временно не будет, проект заморожен…
Загрузка ...
0 Комментариев